Красный. Красный на чёрной земле, на доспехах Стражей, на одежде Андерса, на руках Андерса. Маг пытается оттереть кровь со своих рук; безуспешно. Он не в первый раз теряет самообладание, но впервые не помнит произошедшего. Стражи угрожали ему, хотели убить, потому что зачем им в отряде одержимый? Они не понимали, не хотели понимать разницу между демоном и духом. Они намеревались причинить зло магу; Андерс и Справедливость договорились, что будут защищать магов любой ценой. Однако совсем не так целитель представлял себе их сотрудничество.

Он задумывается, а не так уж ли неправы были в его отношении Серые Стражи. Чем он лучше одержимых демонами магов, если он даёт одержать верх Справедливости... Мести, и тот начинает убивать без разбору. В конце концов, это были его верные товарищи, которым Андерс по вечерам за столом таверны или сидя около костра рассказывал истории из своей непростой жизни. Теперь они все мертвы, и если мага начнут допрашивать о произошедших событиях, он ничего не сможет им рассказать, не сможет убедить в своей непричастности. Потому что Андерс – единственный подозреваемый, единственный виновный.

Ему нет пути обратно в Башню Бдения. Нельзя сказать, что он рвётся туда; целитель давно уже планировал свой побег. Однако совсем не так он хотел расстаться со своими друзьями, совсем не так. Если его поймают, близкая дружба со Стражем-Командором не поможет ему. Элисса отвернётся от него. Натаниэль, Сигрун и Огрен тоже прекратят любое общение с ним; у Веланны и так невысокое мнение об Андерсе. И это будет самое мягкое наказание.

Скорее всего, целителя ждёт усмирение. А это страшнее любой смерти. Он не хочет терять свои магические силы, эмоции, сны. Он хочет быть живым человеком, не пустой телесной оболочкой.

Киркволл – вот его новая цель. Нужно спасти Карла, он обещал это своему другу. Андерс каждый день молится, чтобы он пришёл к Карлу не слишком поздно, но где-то в глубине души он знает, что самое страшное уже наверняка случилось. Ему нужно удостовериться, увидеть своими глазами. Целитель растворится в городской толпе и найдёт Карла.

Андерс ещё долгое время приходит в себя, стоит перед трупами своих товарищей, и только по счастливой случайности неподалёку от лагеря не проезжают другие люди. Воображение играет с ним злую шутку: магу постоянно слышится цокот копыт, он оборачивается, осматривается – никого. «Мне больше нельзя здесь находиться, нужно уходить,» – Андерс не настолько хорошо знает данные окрестности; он не имеет понятия, где находится ближайшая деревня, в которой он может переночевать, несмотря на опасность быть задержанным.

Даже в чаще леса есть шанс попасться на глаза другим, но целитель рискует и скрывается там. Вряд ли Серые Стражи будут рады видеть своих товарищей, убитых магией, и единственного выжившего мага. Но он не успевает далеко скрыться, когда он слышит уже настоящий цокот копыт и голос Натаниэля. Почему-то Андерс знал, что Хоу отправится на поиски пропавшего отряда. Человек, рьяно отказывавшийся становиться Серым Стражем, стал верным слугой ордена. И вот беда – он разбойник. Найти мага, у которого нет ни умений, ни зелий скрытности, ему не составит труда. И всё-таки целитель должен попытаться, потому что ему не хочется сражаться с Натаниэлем; с кем угодно, но не с ним. Он не готов видеть в глазах Хоу отвращение, ненависть к нему. Разбойник пытается подозвать его; Андерс как можно тише пятится назад. Красные пятна уже не отстирать с одежды, и Натаниэлю лучше не видеть это.

временно неактуальново

ладно я сообразила !     

• [indent] поиграю по вампирскому маскараду старых редакций! ну и по самой втмб (игрушьке) - тоже. я придерживала сгоряча жанку, но как-то не подумала, будет ли у неё шанс на реализацию в будущем. желательно временной отрезок от 50-х прошлого века и до 10-х, совсем современность я не очень люблю, там и законы свои с реалиями, так что ну их нафиг. из канонов бы хотелось потрясти за грудки себастьяна лакруа, от себя могу предложить неоната любого пола, но не любого клана (либо тореадор, либо тремер), либо беккетова, потому что он смешновый. могу сыграть как уже упоминалось жаннет/велюр/джезбелл - типаж ясен, короче. беккетову в напарницы бы взяла какого-нибудь малолетнего тремера, который повёрнут на археологии. ещё очень интересует хотя бы спин-офф про джованни !! и тема с охотниками, да. приятно встречать на своём пути корёжку от святой воды. ещё я люблю историю ималии... в общем, выбор огромный, были бы желающие.

если из книжных/новелл очень хочется подёргать за нос кадира (шериф нй) до его момента становления, собственно, шерифом.

• [indent] поиграю по сайлент хиллу тоже! хочу чтобы джеймса плющило + колбасило заперло там нахер и никогда не выпускало за пределы. всё. наказан. сыграю за марию или генри (сх4), могу попробовать хизер, но ничего не обещаю, ибо очень плохо помню третью часть. если расскажете, что произошло в сайлент хилл фэ, то возможно подхвачу и местные бучки пугачки. олдскульный тихосранск (с комиксами и фильмами) очень люблю, могу замиксовать с беконом с дбд, если очень нужно, или с каким другим хоррором, близким по духу (аутласт там, край оф фир, алан проснись ты об-...). открыта к предложениям, короче!

пишите письма в лс пожалуйста сразу    
либо если вы гостевой мимокрокодил, то орите в гостевую громко отзовусь

вот пост ♥

- давай-ка договоримся, что ты его сюда больше приглашать не будешь. идёт?

у мортимера в руках бокал-шале с какой-то отвратительной на вкус жидкостью, который он, едва попробовав, во второй раз до рта не доносит. он переводит взгляд на своего лысеющего приятеля и слегка приподнимает брови, дескать, о чём это ты, когда всё-таки отпивает это псевдошампанское с небрежным выражением лица. может быть становление вампиром убило в нём человека, но тягу к прекрасному всё-таки добить не смогло. а алкогольный магнат, с которым в этом году их клуб заключил многообещающую сделку, в свою очередь находится на другом конце вселенной от самого понятия «прекрасного».

- я про русского, - стив делает неопределённый жест рукой куда-то себе за спину. - у нас тут не притон как бы.

«как бы я в курсе, спасибо», - думает мортимер, но вместо этого лишь пожимает плечами и бросает что-то вроде «да ну, славный же парень», прекрасно отдавая себе отчёт, что одно неверное слово в присутствии стива, и ему долго придётся кланяться перед всем руководящим составом в попытках доказать, что он ничего такого не имел в виду, и вообще это шутка так-то была. уготовленную ему роль шута он порой играет чересчур убедительно, постепенно начиная забывать о самой сути человеческого достоинства.

и вот, стив, его менеджер при загородном клубе, делает вид, что совершенно не пытается высказать своё им недовольство, воняющее снобизмом и желанием контролировать каждый его грёбанный шаг, и которое в итоге будет копиться, как снежный ком, а потом выльется в чёрные списки на всех коктейль-пати и резервировании номера в каком-нибудь беверли хиллс отеле. если не во что похуже, конечно. ubc только-только встал на ноги, не хватало ещё чтоб эта плешивая мразь начала диктовать ему, что делать, в какую сторону дышать и кого приглашать.

мортимер елейно улыбается на очередную порцию увещеваний и оскорблений в адрес виктора,  ловя себя на мысли о том, а что если стив умеет мысли читать? да вроде не похоже так-то. он в шкуре кровососа уже добрых лет тридцать, но так и не выучился применять свои способности на практике, предпочитая по-старинке трусить и параноить, что кто-то как-то не так поймёт и начнётся…

- ты же не хочешь, чтобы про вас говорили, что вы сочувствуете коммунистам? - с нажимом произносит стив, не оставляя свои попытки вразумить подопечного. - слышал, вам дорого обошлась последняя проверка.

мортимер выпрямляется и отставляет шале на круглый столик под хлопковым зонтиком.

- говорили? - он усмехается, поправляя солнцезащитные очки. - брось, жёлтая пресса этим занимается последние лет пять.

- а теперь не только желтая будет.

«а теперь если ты не заткнёшься, я проверну тебе башку на триста шестьдесят градусов и скажу, что так и было».

- да ладно, расслабься. к тому же, это уже не твои проблемы, а мои. и не такие кучи дерьма разгребали, знаешь.

видимо не знает. видимо ему хватило ума только на  дешёвые манипуляции, чтобы заставить мортимера усомниться хоть в каком-то нажитом в клубе авторитете. стив затыкается и отмахивается от него, как от бестолкового подростка, а затем внезапно ретируется с места, буркнув напоследок «ещё увидимся». увидятся они или нет мортимер гарантий не даёт, так как мысленно уже держит руку на карандашике возле графы «уволить сноба к чёртовой матери» широко известной в узких кругах на брифингах как «не сработались».

дайте ему другого менеджера в конце концов, и никто не пострадает.

а всё потому что виктор не слишком удобный для тех, кто закалибровал свои дряблые задницы под местные правила. виктор шумный, назойливый и с пробивным характером, что в свою очередь отличное свойство для новичков и лишний повод попсиховать для старичков, к которым мортимер как раз-так и относится. и чтобы между ними двумя не было особых трений, он зовёт виктора с собой погонять шары на короткостриженном газоне вырвиглазно зелёного цвета, чтобы вот это вот всё проговорить вслух, как мужчина с мужчиной. интриги и инсинуации мортимер не то что бы жалует. скорее терпит, если те не направлены в его сторону.

виктор как-то совсем уж играючи пробирается в его зону комфорта, словно это не морти ему туда путь проложил.

он зовёт его «дружище», и мортимер надеется, что под толстыми фильтрами рэйбенов не видно, как он закатывает глаза. вот такой вот этот виктор - у него весь мир друг вокруг, и половина женского персонала телеканала охотнее отобедала бы с ним, а не с морти, как прежде. тут волей-неволей начнёшь чувствовать, как на тебя отбрасываются длинные тени чужой восходящей звезды.

мортимер стареет и это неизбежно. можно сколько угодно цепляться за свой трон, пытаясь остановить неумолимо идущее вперёд время. когда-то давно он сам сумел подвинуть незыблемых мастодонтов радио и телевидения, не особо отдавая себе отчёта в том, что однажды окажется на их месте. и ему ужасно некомфортно, хоть он это и пытается тщательно скрыть.

отшутится. отбрешется. отмахнётся. а что ещё делать-то остаётся?

- ты совсем не умеешь играть, да?

мортимер переводит тему так, словно не слышит вопросов в свой адрес. не потому что не готов это всё обсуждать прямо сейчас, а потому что какие-никакие приличия должны быть соблюдены. всё то время, пока он был на побегушках в роще, он сумел завербовать немало отменных специалистов и мастеров своего дела, и ему как-то совершенно не хочется рушить свою собственную безупречную статистику. с лео ему не сравниться, но у лео было триста лет на то, чтобы отточить все свои социальные навыки. можно сказать, что мортимер пока только учится, но даже так уже преуспевает.

и пусть там стив хоть подавится своей желчью. потому что мортимер сделает всё, чтобы огранить этот непутёвый русский булыжник в алмаз.

- иди-ка сюда, - он по-отечески подзывает к себе виктора, позволяя встать на своё место, на свою крайне выгодную позицию для старта. - вот-так. держи мою. и не маши так клюшкой, я-то может регенерирую, но твой сопляк - нет.

если здесь и можно было кого-то не уважать, то только зелёных ассистентов, приставленных помогать вроде как опытным игрокам, а на самом деле большую часть времени греющих уши в компании неприлично богатых дельцов.

- лунка вон там, - он указывает пальцем на едва виднеющийся вдали красный флажок, отделённый от них чуть более высокой травой и парочкой несерьёзных пригорков. игроки тут привыкли к тому, что всё им само в руки падает, без лишних сложностей и причин отвлечься от коктейлей с разговорами. - чем меньше касаний ты сделаешь для того, чтобы закатить мячик в неё, тем лучше. так что ты тут играешь не со мной, а с полем.

мортимер улыбается, но не той пластиковой улыбкой свойственной его телевизионной персоне, а куда более снисходительной, чтобы виктор быстро считал, кто тут на ступень выше не только в опыте игры в гольф, но и в целом. задирать ему свой нос рановато, даже несмотря на то, как мортимер его опекает.

- и на будущее, - вроде как давая дружеский совет, говорит он, указывая кивком на обувь виктора. - не надевай конверсы на гольф, пожалуйста. просто… не надевай и всё. для этого есть специальная обувь.

потому что это верх мещанства какой-то, вот что.

- а теперь расслабься. да не так, господи.

он кладёт свои холодные ручищи на плечи виктора, препечатывая его к земле на пару мгновений, а затем ведёт ладонями по линии крепления трапециевидной мышцы.

- вот это, расслабь. вот, да, так. хорошо.

холодные ладони ложатся на запястья, сжимающие клюшку, как в последний раз, и эту хватку мортимер тоже критикует.

- отпусти, ты не тонешь. тут силой ничего не решить, нужна пластичность. вы же, русские, балет обожаете. вот представь, что ты пляшешь лебединое озеро.

он ещё раз проводит руками от плечам виктора вниз по рукам, призывая окаменевшие мышцы, наконец, слегка подрасслабиться для первого ( второго, по факту ) взмаха, и отступает на пару шагов назад, чтобы ему случайно не прилетело айроном по очкам. кости срастутся, а вот очки будет жалко. и на солнце смотреть мёртвыми глазами как-то совершенно не хочется.

- всё, дружище, пробуй давай.

Нашлась псина бледная по мою душу 

Не оставляю надежды поиграть по No, I'm not a human

Игру хочу в альте, профиль с разбега брать не готов, но там посмотрим. Один неспешный эпизод, на выбор:

Рас. Бледный маньяк и Домовладелец, сыграю любого из них. Аушки, не аушки, постканон, не постканон, человек!Бледный или гость!Домовладелец, я за любой движ, включая движ в штанах, но можно и без пейринга вообще спокойно, просто какая-нибудь забористая дичь. Единственное: никакого сексуализированного нон-кона. Мясы смэрть и прочее можно.

Два. Теоретик и Лидер культа, тоже сыграю любого. Запрос конкретно на пейринг с тропом from rivals to lovers, но если мысль попрёт и без, то можно без всяких этих. Основной упор задумки: противостояние лже-религии и лже-науки в мире, который настолько всрался, что приставка "лже" уже как-то и не нужна; по сути своей что религия, что наука — просто попытки человека разумного примириться с собственной смертностью и хоть как-то оправдать творящийся вокруг пиздец. Вот где-то на этой почве можно химии навалить крутейшей, я считаю!

Всё давайте, пишите письма, обнял приподнял!

«Боюсь чужой смерти» — звучит так, как будто бы кто-то в помещении со всей дури грохнул на пол микроволновку. Звучит слишком остро, резко и больно — по ушам и по нервам.
Звучит откровенно, слетает с языка так, как трусы с самой целомудренной женщины в мире — той, кто ходит в церковь каждое воскресенье, молится перед обедом и перед сном, а секс только после свадьбы. В темноте и под одеялом.

Сын Хо — намеренно или инстинктивно — обнажает свою душу перед Ги Чхолем буквально одной фразой, и каннамский босс слегка меняется в лице. Он смотрит на своего подчиненного слегка потрясенным взглядом, в котором можно разглядеть и сочувствие. Желание убрать этот страх или спрятать Сын Хо от него.
Ги Чхоль не может сказать, о чем думает его личный телохранитель, но у него перед глазами картина еще недавнего прошлого.

Обнаглевший хрен, поймавший и пытавший их дилера, стоит коленями в жестком после прошедшего муссона песке. Связанный, хнычущий и скулящий.
Понял уже, паскуда, что связался не с теми людьми. Секунды до своей неминуемой смерти считает.
Ги Чхоль держал в руках пистолет — всего-то один выстрел, прямо в лоб, и больше нет проблемы. Однако…
Тогда он смотрел на Квон Сын Хо иначе. Тогда он еще не знал, как относиться к кузену Тэ Хо. Тогда его связь с Ый Джон казалась подозрительной, и слишком много дыр в их общей биографии. Тогда же Ги Чхоля злило, что эта женщина в жизни непонятного парня была последние годы, а он — нет.

«Убей его, тогда я стану тебе доверять», — тоном, не терпящим возражений, Ги Чхоль буквально всучил в руки Сын Хо этот блядский пистолет.

Теперь они сидят на диване, пьют этот несчастный виски и курят сигареты. Алкоголь смешивается с кровью, в унисон с нею течет по венам чуть быстрее положенного и ускоряет сердцебиение.
Ги Чхоль смотрит в темные глаза Сын Хо, не мигая. Даже не замечает, как уже подрагивают его пальцы — но чувствует пульсацию тока в их кончиках.
Он ведь не знал, что в тот день буквально заставил Сын Хо наступить на его собственный страх. Как будто бы ребенка с баржи выбросил посреди моря, чтобы тот научился плавать. Пятилетнего.

— Прости меня, — Ги Чхоль не выдерживает и первым отводит от него взгляд. — Я не знал, что все настолько…
«Настолько» — как? «Плохо»? «Запущено»? Кажется, нужное слово потерялось в его голове и никак не желало находиться.
— А летучих мышей-то почему? — чтобы разогнать внезапную неловкость, Ги Чхоль выдавливает из себя усмешку, и в голосе звучат веселые нотки.
А потом приходят к нему другие воспоминания. Когда Сын Хо стрелял без колебаний, чтобы спасти своему боссу жизнь. Его бы ведь Чэгон не тронули. Скорее всего.

— Даже если и доказала, впредь я бы предпочел, чтобы ты себя берег. Есть что-то в твоих безрассудных рисках, но ты мне больше нравишься живым и здоровым, — Ги Чхоль снова откидывается на диван и тушит сигарету в пепельнице. Почему-то сейчас вспоминает — они уже несколько часов ничего не ели, а корм для карпов на закуску точно не пойдет.

Почему-то замечания про сигареты и алкоголь вызывают у Ги Чхоля легкую улыбку. Он качает головой, вертит в пальцах стакан с виски. Они сидят достаточно близко, чтобы при малейшем движении один задел бок другого рукой, при этом даже не причинив особый дискомфорт.
— Неплохой план, держись этой схемы, — он одобрительно кивает на предложение Сын Хо сыграть на доверии китаянки. Это даже не самый хитрый финт. Ги Чхоль твердо намерен переправить китайский наркотик в Японию по своим каналам. Планирует это делать и дальше. Больше сегодня о бизнесе говорить ему совсем не хочется.
Им с Сын Хо обоим не помешает пауза.

— Значит, деньги важны тебе меньше, чем желание подняться, так получается? — Ги Чхоль интересуется и смотрит на Сын Хо долгим, оценивающим взглядом.
Большинство членов банды уже пришли к ним в компанию после того, как он избавился от Чана. Даже та часть, что осталась оттуда, еще не застали Ги Чхоля диджеем. Этот факт — не тайна, но едва ли кто помнит, что Чон Ги Чхоль в то время был совсем другим. Куда более открытым, общительным и чаще улыбался.
Та часть личности, к которой он стремился, но такая личность высоко не поднимется.

Пришлось вносить коррективы и постараться не потерять себя. Но сколько его души осталось, а сколько растворилось вместе с дымом этих дорогих сигарет, которые так не нравятся Сын Хо?..
Ги Чхоль не отводит взгляда от своего визави. Все его взлеты и падения, все удары судьбы и прежнюю работу — все это застали Тэ Хо, Хи Сон и Чон Бэ. Они знают, что скрывается внутри их босса, остальные даже понятия не имеют.
Он машинально моргает и понимает в ту же секунду — он готов приоткрыть это для Квон Сын Хо. Чуть больше доверия не помешает и им самим.

— Я далеко не из богатой семьи, но мне всегда хотелось носить новые вещи и есть вкусную еду. Покупать новые учебники, а не брать старые в библиотеке. Сначала все пропивал отец, а потом… — он тянется к очередной новой сигарете (какой уже, блять, по счету), медленно прикуривает и смотрит перед собой. Краем глаза цепляет лицо Сын Хо, старается предугадать его реакцию, но разгоряченный алкоголем мозг отказывается работать. Зато язык, скотина, развязывается моментально. Возможно, утром он пожалеет о сказанном.
Или все-таки нет?

— Он часто бил маму, когда напивался. Мы с сестрой прятались в комнате. Таких историй тысяча, верно? — Ги Чхоль усмехается, выпуская дым. Взгляд переводит в сторону аквариума, машинально следит за медленными перемещениями своих карпов. — Но не в каждой у бедной женщины лопается терпение и она убивает своего мужа. Когда мама вышла из тюрьмы, ее почти никуда не брали на работу. Так я научился крутить пластинки в клубах, но даже тех денег не хватало… Потом на меня вышли, и я уцепился за этот шанс. Мама и моя младшая сестра теперь ни в чем не нуждаются. Я не буду врать, что мне стыдно. Ничуть. Люди сами покупают наркотики и падают на это дно. Это их выбор. Осуждаешь меня?

Снова они встречаются взглядами. Снова между ними повисает пауза, и причудливыми кольцами кружится сигаретный дым. В помещении становится жарко, и никакое открытое окно уже не спасает. Ги Чхоль позволяет себе раствориться в темных глазах Квон Сын Хо. Потому что в таком состоянии ему неожиданно спокойнее.